Хумаак

Если смотреть издалека, дворец сияет, излучая богатство и роскошь. При ближайшем же рассмотрении видно, что он плохо выдерживает тропический климат. Близость Старкман Прайма к неумолимому арзадскому солнцу означает постоянную жару, а здесь из-за высокой влажности по всем поверхностям расползлись многочисленные небольшие трещины, и запах гниющей растительности пропитал всё вокруг. Однако сегодня, когда в открытом дворе трое мужчин съёжились, стоя на коленях, зловонный запах пота и страха временно перебил запах гнили.

Аркон Ардишапур, Наследник из семьи Ардишапур, сидел в неудобной позе в кресле на возвышении перед тремя съёжившимися фигурами и хмурился. Жара и назойливое жужжание насекомых мешали ему сосредоточиться, пока его глаза путешествовали по фигурам склонённых минматарских рабов. Они были виновны в мятежных действиях, и вскоре их должны были казнить, но Аркон чувствовал, что они владеют какой-то тёмной и зловещей информацией и поэтому медлил с исполнением приговора. Он взглянул на своего дворцового секретаря, бесстрастно стоявшего в стороне. Друпар Маак, как того звали, был стакманиром, как и трое ожидающих казни рабов. И он тоже был рабом, но, как многие дети рабов, проявившие таланты, получил надлежащее образование в амаррской школе, что сделало из него верного и послушного государственного служащего. Аркон вздохнул и снова перевёл взгляд на рабов. Их нужно было ломать.

От Друпара потребовалась вся его сила воли, чтобы сохранять бесстрастное выражение лица при виде того, как его тайные сообщники проходят через пресс. Он мог только восхищаться медленной, неторопливой техникой наследника, когда тот расспрашивал рабов. Аркон в совершенстве овладел техникой ломания воли человека одними только словами и жестами. Когда Друпар только услышал о поимке трёх рабов, он надеялся, что тех ждёт быстрый суд и ещё более быстрая казнь. Теперь же, когда он смотрел, как старый дурак жарит дрожащих перед ним рабов, его внутренности сковал холодный ужас. «Да, старый дурак, — подумал Друпар. — но, временами, чертовски хитрый. Как собака, он может учуять заговор там, где любой другой обычный человек ничего не заметит». Какое бы сильное отвращение и ненависть не чувствовал Друпар к этому человеку, он давно научился уважать способности своего хозяина.

Аркон рассеянно потрогал свой золотой скипетр, переваливая своё огромное тело с одной ягодицы на другую. Он чувствовал, что близок к успеху с этими жалкими негодяями. Как он и подозревал с самого начала, они были всего лишь винтиками в гораздо более крупной организации — организации, которая стремилась свергнуть власть амарров на планете. Теперь ему оставалось только выжать из них имена зачинщиков.

По мере неумолимого приближения момента разоблачения в качестве вероломного повстанца, Друпар чувствовал, как учащается его пульс, а адреналин струится по венам, обостряя чувства. Годы тщательного планирования, сотни соратников-рабов и повстанцев — все они находились в шаге от того, чтобы быть уничтоженными одним махом. Бубнящий шум допроса продолжался, пока Друпар не ощутил, что действует — не преднамеренно, а как будто бы движимый первобытным инстинктом. Бросившись к своему хозяину, он схватил золотой скипетр, вырывая его из царственных рук Наследника. На долю секунды он позволил себе насладиться выражением шока и недоверия на лице Аркона, прежде чем вонзить острую, пылающую солнцем кромку скипетра в шею своего хозяина. Брызнула кровь. Последовал хаос.

Удивительно, но престарелый Наследник, брызжа кровью из раны на шее, сумел подняться на ноги; его тучное тело дрожало, стоя перед Друпаром. Механическая серебреная рука выстрелила из-под мантии Аркона и схватила Друпара за шею, а краем глаза Друпар видел стражников, которые сгрудились во дворе с поднятыми руками. Используя все свои силы, он смог выскользнуть из рук Аркона на достаточное время, чтобы закричать в сторону продолжающих стоять на коленях трёх ошеломлённых рабов. «Уходите отсюда! Началось! Подъём! Подъём!» — закричал он, а потом его снова втянуло в сокрушительные объятия умирающего Наследника. Когда дневной свет начал меркнуть в глазах Друпара, он увидел, как трое юношей в суматохе убегают.

• • •

Яркие огни освещали двор, прогоняя ночь. Неестественный свет делал обычно безмятежный двор мрачным и неприступным, но это идеально соответствовало настроению немногочисленной группы людей. Айдонис Ардишапур прилип взглядом к слабым следам крови на камнях, размышляя о том, как пятнам крови всегда удаётся гипнотизировать людей, вызывая в их воображении всевозможные ужасы. Он слушал одного из своих лейтенантов, бубнящего о том, что восстание уже начинает распространяться за пределы города и становится неуправляемым. По другую сторону от него стоял капитан королевской гвардии, с нетерпением ждущий возможности выразить жалкое сочувствие по поводу смерти отца Айдониса. Айдонис уже достаточно услышал, чтобы понять, насколько всё это было непозволительным.

Он бесцеремонно отправил прочь двух мужчин, не желая прямо сейчас продолжать с ними общение. Он подошёл ближе к своему другу Зориаку, который стоял и рассматривал ставший орудием убийства скипетр. На короткое мгновение Айдонис задумался о символизме того, что его отец был убит предметом, символизирующим волю Императора. Он более детально обдумает эту мысль во время утренней мессы. Но не сейчас.

Зориак коротко кивнул, когда Айдонис подошёл ближе, но тот не обратил на это внимания. Он и Зориак, будучи ровесниками, воспитывались вместе, и Зориак был самым близким другом на которого только мог рассчитывать будущий Наследник. Айдонис снова посмотрел на скипетр, испытывая смешанные чувства. С одной стороны, это был один из самых священных символов императорской и божественной власти, с другой — он был покрыт запёкшейся кровью его отца. Айдонис знал из отчётов, что некоторые повстанцы использовали некачественные реплики скипетра в качестве оружия, называя их Хумааками — в честь убийцы его отца. От этой мысли желудок Айдониса болезненно сжался.

Не в первый раз за эту ночь он думал, что события могли развиваться и по-другому. Он согласился сопровождать своего отца в эти дикие земли, лелея наивные представления о том, что, возможно, до этих варваров можно донести Слово Божье. Теперь же Айдонис понимал, что минматары никогда не примут Писание как своё собственное, и часть его была этому даже рада, опасаясь за чистоту Слова в неотёсанных руках минматар. Хотя, слово «варвары» в их отношении уже давно стало просто фигурой речи. Однажды познакомившись с их богатой культурой, Айдонис уже не мог насмехаться над их традициями, как это часто делал он иго друзья в юности, живя в самом сердце Империи.

Невольно его мысли переместились к маленькому тайному убежищу в городе, к гибкому и обаятельному существу, которому он шептал нежные и страстные слова во время занятий любовью. Семья и друзья были бы шокированы, если бы узнали о его темнокожей девушке-стакманирке с её миндалевидными глазами и скромной, но одновременно смелой, улыбкой.

Внезапно Айдонис понял, что эта часть его жизни закончилась. Теперь он Наследник. Он уже начал ощущать на своих плечах тяжесть тысяч поколений Ардишапуров и бремя миллионов подданных, который теперь будут обращаться за поддержкой и руководством именно к нему. Идиллический образ жизни, которым он наслаждался здесь, на краю Империи, закончился. Подобно тому, как шлифуются большие камни, он чувствовал, как меняются его приоритеты. Он одновременно ощутил чувство воспарения и тревоги. Он выпрямил спину и сузил глаза. Зориак, глядя на своего друга, отступил на полшага, и Айдонис осознал, что тот всё понял.

— Другие Наследники будут судить тебя по твоим действиям в течение следующих нескольких дней, — тихо сказал Зориак. — Новый наследник должен проявить себя в глазах своих подданных и своей Империи.

Айдонис только кивнул в ответ.

— Тебе нужно будет разобраться с тем беспорядком, который оставил твой отец, — продолжил Зориак. — Ты должен дать всем понять, что будешь сильным лидером, достойным называться Наследником.

— Какие сейчас есть варианты? — спросил в ответ Айдонис, уже сам хорошо их зная, но желая услышать их вслух.

— Подавить это восстание, естественно, — любыми необходимыми способами.

— Этого будет недостаточно, — ответил Айдонис, чувствуя отвращение к своим словам, но зная, что они должны быть произнесены. — Как ты сам сказал, я должен дать другим Наследникам понять, какой я человек. Подавление мятежей — обычная рутина. Месть за смерть Наследника — нет.

— Что я должен сделать? — спросил Зориак.

— Уничтожить племя стакманиров, — Айдонис на мгновение остановился, переводя дух и что-то сокрушая внутри себя. — Подготовь сообщение орбитальному флоту. Даю сутки на то, чтобы переместить всех наших людей из городов на орбиту. Эта планета будет гореть как маяк, освещая галактику силой Дома Ардишапуров и божественностью нашей цели. Не щадить никого.

Говоря эти слова, Айдонис смотрел в глаза своему другу и видел в них сожаление. Он знал что и в его собственных глазах можно было увидеть то же самое — сожаление о жизни, которую приходилось оставлять, сожаление о том, кем им пришлось стать. Но, больше всего, сожаление о том, что они собирались сделать. Он позволил себе ещё одно маленькое воспоминание о своём маленьком убежище, стройном и гибком теле своей любовницы-стакманирки и утерянных мечтах, связанных с минматарами. Потом отпустил его. Наследники не могут себе позволить такой роскоши, как мечты.

— Время мессы, — сказал он, развернулся на каблуках и направился в сторону часовни.